Совиный дом - Страница 86

Комната Клодины находилась в среднем здании, где были расположены парадные комнаты, так что она могла видеть, кто вышел из кареты.

Это был он: высокая фигура Лотаря исчезла за входной дверью. Он приехал, чтобы сообщить ее высочеству свой ответ!

Невыносимое волнение переполнило душу Клодины, и она вынуждена была прислониться к углу окна. Зачем пустые надежды еще смущали ее сердце? Каждое слово, слышанное ею от него с тех пор, как они впервые встретились в нейгаузовском саду, когда она пришла сообщить Беате о находке воска, было оскорбительным и жестоким, резало ее сердце, как острый нож. Повсюду, где мог, он выказывал недоверие и пренебрежение к ней; он не любил ее, нет, нет!

Лишь однажды сердце ее забилось в нелепом наплыве счастья — в ту темную летнюю ночь, когда он приезжал посмотреть на ее окно. Но это сладкое мгновение было коротко и не повторялось более. За ним последовало быстрое отрезвление: военная привычка, он осматривал, все ли в порядке и не грозит ли опасность чести его имени.

Клодина отошла от окна к столу, на котором был накрыт завтрак. Она взяла маленький графин и, хотя не любила вина, налила себе немного, потому что чувствовала ужасную слабость.

Легкий стук в дверь заставил ее поставить стакан, не отпив вина.

— Войдите, — сказала она так тихо, что невозможно было расслышать за дверью.

Фрейлина Катценштейн все-таки отворила дверь и с серьезным видом переступила порог; в руках у нее была коробка, завернутая в белую бумагу.

— Моя милая Герольд! — сердечно сказала она. — Ее высочество только что поручила мне передать вам это.

Она поставила коробку на стол и подошла ближе к Клодине.

— Герцогиня ожидает вас через полчаса, — прибавила она и пожала руку девушке. — Извините, что я не посижу у вас, но я не могу оставить больную.

— Как ее здоровье? — произнесла Клодина дрожащими губами.

— Она сегодня не жалуется и говорит, что ей дышится легче и свободней, — сказала старая фрейлина, сама еще не отдышавшаяся от подъема по лестнице.

— Ах, и вы сами трудились, — рассеянно сказала Клодина, но Катценштейн уже выходила из двери.

Клодина не думала о коробке. Через полчаса она узнает, взял ли он ее кольцо. Ведь ей должны были сказать правду.

Она начала беспокойно ходить по комнате, хотя еле держалась на ногах.

Подойдя к окну, она услышала крик стражи: «Вперед!». Герцог выехал на санях, за ним следовало еще двое саней; вероятно, он старался убежать от гнева и забот. Она тоже почувствовала потребность сойти вниз в парк, чтобы освежиться на снежном воздухе, утомиться до здоровой усталости, которая поможет найти сон и забвение.

Машинально она остановилась перед коробкой, присланной герцогиней; это был, вероятно, подарок из путешествия: высокопоставленная женщина никогда не забывала о приятных сувенирах для своих приближенных.

Клодина приподняла бумагу: скоро надо будет идти вниз и благодарить, но ведь нужно знать, за что. В обитой голубым шелком шкатулке на дорогих кружевах лежала цветущая миртовая ветка, на которую было надето ее обручальное кольцо.

Бледная, порывисто дыша, девушка вдруг очутилась на лестнице; она пробежала коридор, но только перед комнатой герцогини почувствовала, что более не в силах держаться на ногах. В передней стояли доктор и старая фрейлина, которая указала на дверь и приложила палец к губам.

— Ее высочество заснула, — тихо сказала она.

Клодина как во сне вошла в так называемый рабочий кабинет герцогини. Это была маленькая комната со стенами, покрытыми драгоценной деревянной резьбой. В ней стояли темные, дубовые книжные шкафы, бюсты Гете, Шекспира и Байрона на высоких резных подставках, двери и окна обрамляли тяжелые драпировки.

В этот серый день здесь было почти темно. Через одну из приподнятых портьер виднелся зимний сад, и в нем, освещенный лившимся сквозь стеклянные стены светом, стоял Лотарь.

Он повернулся спиной к двери и, по-видимому, с интересом разглядывал куст желтых роз…

Клодина невольно отступила в тень высокого книжного шкафа, чтобы не видеть его; она не могла и не хотела встретиться с ним теперь. Чувствуя сильное сердцебиение, прижалась она в угол.

Она не хотела брать кольцо, которое казалось ей даром сострадания, ведь он не взял его, чтобы не нарушить своего слова, и она не могла, не должна была принимать это кольцо снова.

Вдруг она торопливо осмотрелась — нет ли возможности убежать, потому что услышала жесткий голос принцессы Теклы.

— Ну, барон, — говорила она, — наконец-то вас можно увидеть. Знаете ли, что я сердита на вас — вы до сих пор не показывались к нам.

— Это не совсем справедливо, ваша светлость. У меня тут было много дела, и, кроме того, не принято делать визитов в день своей свадьбы!

— День свадьбы? — со смехом воскликнула старуха. — Я нахожу, что вы выбрали странное время для шуток: герцогиня смертельно больна! Действительно, Лотарь, вы иногда очень странны. Разве вы не знаете, что герцогиня в любую минуту может умереть?

— Я, ваша светлость, очень далек от неуместных шуток. Я сам потрясен известием, что герцогиня желает, чтобы наше венчание состоялось сегодня же, если, конечно, моя невеста согласится.

— Желаю счастья, барон! Но почему же вашей невесте не соглашаться? — насмешливо спросила принцесса. — Она так быстро согласилась на помолвку, за которой, конечно, должно следовать и венчание. Впрочем, это странный каприз со стороны ее высочества!

— Странный? Неужели так странно желание ее высочества видеть, что счастье двух людей обеспечено, что они достигли пристани и избежали всех мелей и утесов, которые грозили им до свадьбы? Признаюсь, что не нахожу это странным и с благодарностью принимаю такой каприз.