Совиный дом - Страница 71

Клодина бессильно прислонилась к двери. Герцог подошел к ней и тихо спросил:

— Герцогиня бредит?

У Клодины грудь разрывалась от отчаяния; она зажала рот платком, чтобы удержать готовое вырваться рыдание, и, шатаясь, вышла в другую комнату. Герцог со страхом вышел за ней.

— Что случилось? — спросил он.

Глаза больной были устремлены на дверь, в которую исчезли оба.

Ужасная, непереносимая боль сковала ее мысли. Она лежала со сжатыми кулаками и горящими глазами. Клодина не хотела сознаться даже перед умирающей! Она так хорошо отнеслась к ним, хотела сама благословить их перед смертью, чтобы они принадлежали друг другу на всю жизнь. Это было бы мщением за ее разбитое счастье. А Клодина, Клодина! Каким же испорченным созданием была она, если решилась призывать небо в свидетели своей невиновности!

Гнетущий страх сдавил грудь несчастной.

Ее муж снова вошел, подошел к ногам постели и испытующе посмотрел на нее. Клодина, овладевшая собой, несла в руках стакан.

— Выпей, Элиза, — сказала она, наклоняясь и поддерживая рукой голову герцогини, — эти капли, которые всегда помогают тебе.

Герцогиня лежала почти без сознания, с крепко сжатыми губами. Ее большие темные глаза пристально посмотрели на бледное лицо молодой девушки, потом на мужа.

Стакан в руке Клодины задрожал.

— Выпей же, — сказала она изменившимся голосом. Раздался дикий крик, и стакан был выбит из рук Клодины.

— Яд! — пронзительно вскричала герцогиня и вскочила с безумным видом, вытянув с отчаянием руки. — Яд! На помощь! Неужели конец недостаточно скор для вас?!

Она без сил упала, и новый поток крови покрыл ее белую одежду и постель.

Клодина, упавшая на колени, в ужасе вскочила. Со сверхчеловеческой силой овладела она собой, позвонила и помогла поднять больную, которую герцог, глубоко потрясенный, прижал к своей груди.

— Лизель, — говорил он. — Лизель, великий Боже!..

Герцогиню положили в постель, и она лежала с закрытыми глазами, как мертвая.

Вновь началась суета. Старый доктор с озабоченным лицом стоял около больной; он посмотрел на часы, пощупал слабый пульс и покачал головой.

— Профессор прибудет в девять часов, — прошептал он плачущей старой герцогине, — но до тех пор надо быть спокойными, не показывать страха. Лучше всего, чтобы ее высочество оставалась в привычном обществе, я буду пока в соседней комнате.

— Клодина! — прошептала больная. — Клодина!

Герцогиня-мать оглянулась, ища глазами молодую девушку, но она исчезла. Старуха в страхе вышла в коридор и спросила, где комната фрейлейн фон Герольд. Но дверь была заперта, и за ней не слышалось никакого движения…

Клодина почти лишилась сознания в своей комнате, мысли ее путались. Вот до чего дошло! Свет считал ее любовницей герцога, его жена умирала с этим бредом!

О, отчаянность ее безумной гордости! Если она достанет звезду с неба для свидетельства ее невиновности, все равно никто не поверит ей — ни умирающая, ни живущие, ни даже тот, который предостерегал ее и которого она тогда оттолкнула. Один Бог знает, что она чиста, но Бог не творит больше чудес! Потеряна! Погибла! Она стала позором своей семьи, теперь все будут показывать на нее пальцами и говорить: «Смотрите, смотрите, вот та, которая разбила сердце нашей бедной герцогини».

Кто мог спасти ее? Герцог? Он не мог вступиться за нее — они все сделали бы вид, что верят ему, а потихоньку продолжали смеяться. Милосердный Боже! Что она сделала людям, что они так ненавидят ее?

Если бы она могла умереть! Она не сняла бы с себя позора, но была бы мертва и не чувствовала его более.

Клодина мучилась. Там, в парке, есть маленький пруд, сказал ей внутренний голос. Там так тихо, так прохладно; может быть, ее найдут потом и скажут: «У нее все-таки было чувство чести, у этой Клодины, она не могла жить с преступлением на сердце! И только один сказал бы, подходя к гробу: «Сестра моя, чистая и гордая, любимица моя, я верю тебе!»

А в Нейгаузе черная головка прижмется к плечу красивого мужчины и нежный голос скажет: «Какое мне дело, Лотарь, что твоя родственница опозорила твое имя, — все равно я люблю тебя!»

Несколько громких ударов заставили Клодину встрепенуться.

— Фрейлейн фон Герольд, — проговорил писклявый голос Болен, — герцогиня-мать ждет вас.

Клодина машинально вышла, забыв, что волосы ее распущены и что на ней домашний халат. Ничего не сознавая, вошла она в еще не освещенную комнату, на пестрый ковер которой падал двумя полосами лунный свет.

— Клодина! — мягко прозвучало у окна.

Молодая девушка подошла и поклонилась.

— Садитесь, Клодина.

Но она не двинулась и стояла, словно окаменев.

— Герцогиня умирает? — хрипло спросила она.

— Все в воле Божьей.

— И по моей вине, по моей вине, — пробормотала девушка.

Герцогиня не отвечала.

— Я должна предложить вам вопрос, — сказала она, наконец, — очень странный в ту минуту, когда ангел смерти витает у дверей этого дома, Клодина. Но тот, за которого я должна предложить его, обязал меня сделать это сейчас же. Барон Герольд просит вас, Клодина, заменить его осиротевшей дочери мать, и стать его женой.

— Ваше высочество, — воскликнула пораженная девушка, отойдя на шаг и тяжело припав к мраморному карнизу зеркала. — Благодарю, — сказала она потом, — я не хочу от него жертв.

— Однако, — строго возразила герцогиня, — вы могли бы одним ударом прекратить все пересуды, могли бы удержать ненадолго улетающую жизнь, чтобы она окончилась спокойно…