— Возможно, она умная женщина, — сказала одна из знатных дам и взяла в руки шар.
— Напрасно вы так думаете, — возразил толстый майор Б. — Бедная женщина видит все, что касается ее мужа, в розовом свете, она ничего не подозревает, она обожает герцога.
— Именно поэтому она ему все позволяет?
— Чертовски красива эта Герольд!
— Очаровательна!
— И как кокетлива!
— А хитра, хитра! Какой ловкий шахматный ход — убежала от положения фрейлины в эту пустыню как раз во время продажи отцовского имения. Замечательно, не правда ли?
— А он и клюнул на эту удочку, — меланхолически заметил член посольства.
Почтенный генерал с седой головой недовольно поднял косматые брови.
— Ее высочество очень чуткая женщина, — сказал он хриплым, едва слышным голосом. — Господа, я должен попросить!..
На его слова не обратили внимания.
— Все это уже было! — воскликнул кто-то, только что сбивший короля.
Генерал еще раз вступился за так строго осуждаемую девушку и попытался доказать, что это недостойная сплетня, но посреди его речи голос опять изменил ему, он откашлялся, вытер вспотевшее темно-красное лицо, сердито выпил свое пиво и вышел из этого гнезда злословия…
«Невероятно! Невероятно!» — бормотал он про себя. Встретив двух тихо беседующих молодых девушек, он подумал: «Готов поспорить, и они говорят о скандале, незрелые головки, которые еще ни о чем не могут судить».
И добрый старик без остановки бранил сплетников и шептунов…
Да, подобно летнему ветру, порхающему с дерева на дерево, летали пересуды от одного к другому, даже прислуга говорила о скандале. Одна старушка написала милостивой фрейлейн Герольд, чтобы та попросила герцога избавить ее сына от воинской повинности, потому что ее просьба будет, мол, конечно, исполнена…
С самого утра в замке все было оживленно.
Маленькая горничная, являвшаяся по звонку в комнату Клодины, принесла ей несколько писем.
— Известно ли уже, как здоровье ее высочества? — спросила Клодина.
— О, прекрасно! Ее высочество отлично почивала и собирается в одиннадцать часов поднести подарки наследному принцу в красном салоне.
— Слава Богу!
Клодина послала девушку к горничной герцогини узнать о дальнейших распоряжениях.
Одевшись, она распечатала письма. Одно было от Беаты, обещавшей позаботиться о маленькой Эльзе и взять ее с собой на детский праздник.
«Я еду с двумя племянницами на придворный бал — как это важно звучит и как смешно в действительности! Червячки! — писала она. — Дай Бог, чтобы ее высочеству стало лучше, когда ты получишь эти строки. Лотарь со светлейшими только что получил приглашение к обеду. Я хотела бы, Клодина, чтобы он выяснил все поскорее. Эта долгая проволочка непонятна в нем для меня, ведь вообще он человек решительный. Может быть, теперь, когда старая принцесса собирается уезжать? Ах, Клодина, не такой я представляла себе свою невестку! До свидания!»
Клодина грустно отложила письмо и машинально распечатала второе. Какая неумелая рука и какая странная мысль! Клодина улыбнулась: к ней обращались, чтобы она попросила герцога избавить сына бедной матери от воинской повинности. Вдруг она побледнела, как мел. Боже, что это значит, как могла прийти в голову старушке мысль о ней? Такого рода письма обыкновенно присылались герцогине.
Она гордо откинула красивую голову. Странные фантазии приходят на ум подобным людям! Клодина решила показать письмо герцогине: оно должно было ее рассмешить! Однако в груди девушки осталось тяжелое чувство: глупое письмо болезненно укололо ее. Почему не звали ее к герцогине? В это время постучали в дверь, и показалось доброе лицо Катценштейн.
— Можно? — спросила она и подошла к Клодине. — Ее высочество проснулась такой веселой. Ей хотелось самой убрать стол с подарками, она завтракала в постели и запретила будить вас, дорогая Клодина, чтобы вы могли выспаться. Горничная должна была подать ей красное шелковое платье, отделанное кремовыми кружевами, и вдруг…
— Ее высочеству хуже? — испуганно перебила Клодина и пошла к двери.
— Погодите, милое дитя, я должна досказать вам… И вдруг герцогиня получила письмо, я разрезала конверт и вышла за чем-то на минутку. Внезапно слышу из соседней комнаты странный звук, похожий на рыдание; когда я вошла, герцогиня лежала с закрытыми глазами. Я начала хлопотать, а она с трудом проговорила: «Уйдите, милая, я хочу остаться одна». Я против воли вышла, но потом в испуге хотела снова войти, однако герцогиня заперла дверь, чего прежде никогда не случалось. Его высочество посылал два раза доложить о себе, наследный принц сгорает от нетерпения; в саду стоит оркестр и ждет знака к началу серенады, а в комнате герцогини не слышно ни звука.
— Боже, не получила ли она дурных известий от сестры?
Старая фрейлина пожала плечами:
— Кто может знать.
— Пойдемте, милая фрау Катценштейн; ее высочество еще вчера была такой возбужденной и странной!
Молодая девушка с озабоченным лицом остановилась перед дверью спальни герцогини и прислушалась. Там все было тихо.
— Элиза, — со страхом позвала она. В комнате ее зов был услышан. Герцогиня, стоявшая на коленях перед своей постелью, подняла голову; ее застывшие глаза обернулись в ту сторону, и губы сжались крепче. В руках ее была маленькая записка. Сомнения и страх прошли; вместе с уверенностью явилось и спокойствие, но спокойствие ужасное, оцепеняющее, и с ним вернулась гордость, гордость принцессы крови, сильной, всем управляющей, всем владеющей. Никто не должен был подозревать, как она стала несчастна.