Совиный дом - Страница 53

— Так отпусти меня на час раньше — я хочу сама сообщить Беате о перемене своего решения.

— Конечно! Хотя мне и будет тяжело твое отсутствие. Но скажи мне, почему ты не хотела ехать в Нейгауз? Я не могу поверить, что тебя так задело столкновение с принцессой Еленой, чтобы из-за него отказать своим родным.

Говоря это, герцогиня взяла руку подруги и заглянула ей в глаза. Но длинные ресницы не поднялись, и прекрасное лицо залилось румянцем.

— Нет, нет, — тихо проговорила Клодина, — это не потому. Я обещала Иоахиму тихий, спокойный вечер и думала, ты не заметишь моего отсутствия в шуме и блеске праздника.

— Я никогда не чувствую себя более одинокой, чем среди массы народа, — возразила герцогиня и удержала руку Клодины, которую та хотела отнять.

— Я буду с тобой, Элиза.

— Охотно?

— Да! — не очень решительно произнесла Клодина и наклонилась к герцогине. — Да! — повторила она еще раз, — потому что я очень люблю тебя.

Герцогиня поцеловала ее.

— И я тебя, Клодина. С того времени, как я была невестой, я никогда не испытывала такого радостного, счастливого настроения, которое появляется у меня в твоем присутствии. И хорошо, что в дружбе нельзя ожидать разочарований, как в любви, она дает более спокойное счастье.

Клодина пристально посмотрела в лицо герцогини.

— Да, да, — с улыбкой продолжала та, — любовь, замужество приносят, моя дорогая, маленькие оскорбления и разочарования. Представь себе только, какой идеалистически настроенной стоит восемнадцатилетняя девушка перед алтарем. Но, дитя мое, я потому счастливейшая из жен, что он любит меня. Чувствовать себя любимой, быть вполне уверенной в любви и верности мужа — в этом все счастье женщины, потеря доверия была бы для меня равносильна смерти.

Забытая книга лежала на коленях Клодины, а герцогиня тихо заговорила о том, как она впервые увидела герцога и сразу полюбила его, о том, какой восторг почувствовала, когда ей сообщили, что он просит ее руки. Она сложила руки и проговорила: «Меня! Он хочет меня!» Она рассказала, как ежедневно писала ему, пока была невестой, с каким чувством счастья, с какой гордостью она после свадьбы вышла на балкон отцовского дворца, чтобы показать мужа тысячам людей, заполнивших площадь; и как потом они вдвоем в простои карете поехали весенней ночью в небольшой замок в окрестностях резиденции, где она, зацепившись шлейфом за подножку кареты, буквально упала к ногам молодого мужа. Они оба рассмеялись, и, так как ей было больно ступить, он взял ее на руки и понес по освещенным пустым коридорам в ее комнату, и там она села у окна, слушала соловьев и смотрела на отражавшиеся в пруду огни замка…

Темные глаза рассказчицы блестели при воспоминании о счастливых днях, и когда в это время из-за кустов показался герцог в безукоризненно элегантном летнем костюме, на ее худом, болезненном лице появилось чудесное светлое сияние.

Герцог приблизился с поклоном, но явно был не в розовом настроении.

— Не мешаю ли я дамам? — спросил он. — Вероятно, здесь идет совещание о туалетах… Безумная идея этот костюмированный вечер…

— Господи, да! — воскликнула герцогиня. — Клодина, где вы найдете теперь костюм?

— У меня масса великолепных старинных вещей моей бабушки, — возразила та, — я надеюсь, что там найдется что-нибудь.

— Фраки кавалеров будут очень живописно выделяться среди цыганских и романтических костюмов дам, — с улыбкой заметил герцог, — ясно, это каприз Елены!

— Почему ты не будешь там, Адальберт? Поезжай. Почему ты отказываешь Герольду в такой малости? Ты ведь раньше его баловал, — сказала герцогиня.

Герцог пожал плечами.

— Это нельзя устроить, — коротко сказал он и заговорил о другом.

— Ну, Клодина, так мы будем вдвоем утешать друг друга… Я испанкой, а ты?

— В одном из некрасивых костюмов, с короткой талией и узкой юбкой.

— Извините! Этот костюм вовсе не некрасив, напротив, — заметил герцог. — Но идет только к безупречной фигуре и особенной грации. Вспомните прелестный портрет моей бабушки в нашей картинной галерее. — Он поцеловал кончики пальцев. — Эта мода была очаровательна.

Клодина промолчала. Поговорив еще немного, герцог ушел, а Клодина продолжала чтение. Было около девяти часов, и последний вечерний луч лежал на вершинах гор, когда она поехала в Нейгауз. Пальмер стоял у своего окна за гардиной и слышал, как экипаж уехал.

Он подкрутил длинные, сильно накрашенные усы своими бледными, выхоленными пальцами. Он знал, что стрела нацелена, лук натянут, требовался только импульс, и бедное сердце будет убито. «Сделано невозможное», — как любил говорить Пальмер. Это было необходимо и давно пора: дружба становилась слишком крепкой, герцогиня обращалась с ним еще презрительнее, чем прежде; он знал, откуда дует ветер. Пальмер очень хотел, чтобы стрела задела и ее. Смешно, когда Берг говорит, что маленькая принцесса боится за герцогиню, такие натуры удивительно умеют приспособиться.

Великолепная мысль выбрать маленькую, страстную принцессу, чтобы спустить тетиву. «Удивительно, удивительно! — в восторге восклицал он, расхаживая по комнате. — Только женщина могла придумать это. Успех будет огромный, прелестная Клодина! Залы резиденции не увидят вас больше — вы станете безвредны! Лотарь не думает о ней, этот высокомерный дурак все гонится за принцессами; для меня загадка, как Берг додумалась до такого. А герцог пусть мечтает о ней сколько ему угодно: если у ее высочества явятся подозрения, то его любовь не поможет — придется будет расстаться! Кто потом получит милость у герцога — это уж будет зависеть от меня. Берг довольно красива, а старая любовь не умирает. Она все еще любит его и здесь вполне подойдет к моим планам».